Рассказ На суд. Часть 1.
- Я тебя никогда не оставлю.
- И я тебя никогда.
Он посмотрел ей в глаза с любовью и почему-то с горечью. А ей показалось с вопросом.
- Никогда, никогда, - повторила она.
Он удивился, что она подтверждает: «Разве я могу сомневаться?! Разве она может думать, что я могу в ней сомневаться?!». В груди ощутил что-то тупое неприятное. Будто наткнулся на угол. Но тут же сам это неприятное прогнал. Потому что она была перед ним. Разве может быть что-то серое, когда так лучатся её зелёные глаза?
Она самая красивая во всей деревне. Хотя ни она, ни кто-либо другой об этом не говорил и не скажет. Вслух.
Она и сама не обращает внимания на свою красоту. А ведь её – красоту – нужно преподнести. Вот Светлана, та преподносит. И все отзываются: «Красивая». А она опускает глаза, кто бы ни глянул. Хоть дед какой-нибудь. Он её про батьку хочет спросить, а она глаза опускает. Тут волей-неволей в голову влетит: «Ишь ты, красоту свою прячет».
Но Лариса всё равно красивее. Ни один мастер не нарисовал бы так брови. Ровные тонкие дуги. Нос и губы словно выточены. Никто бы так не сделал, сколько б не старался. Волосы словно льются, расходясь от пробора и падая на плечи. Чёрные как угли в тёмной печи. А на солнце блестят белым.
Сидит на бревне и смотрит на Николая. Прямо в глаза. Не отводит, не боится, не стесняется. Это прямота и покорила его вначале. Она вся здесь. Вся как на ладони. Будто специально так широко открывает глаза, чтобы показать себя изнутри. Словно ей это нужно, вот так довериться и открыться. Чтобы видели, что ничего не скрывает. Отчего так?
Батя пропал, когда ей было двенадцать. Он и до этого - то появлялся, то исчезал. Вечером есть. А утром – ни его, ни телеги, ни лошади. В деревне ни с кем не знался. Да и не нужен никому в друзья такой молчун. Хмурый. Говорили, злой. В друзья не нужен, а куда ездит, страсть, как интересно. Всей округе. А узнать нельзя. От того ещё больше не любили.
- Мамка, куда он? – спрашивала Лариса.
- Работать, - тяжёлым низким голосом отвечала мать, ухватом вытаскивая из печи чугунок.
Мать в деревне тоже была не своя. Тоже в друзья никто не звал. Она и не набивалась. Потому, наверное, и Ларису чурались. А она - наоборот, ко всем навстречу шла. Всем в глаза заглядывала. Девочкой ластилась к старшим девкам, к бабам. Пока не отучили. Всегда так прямо смотрела своими большими зелёными глазами, что, наверное, боялись. Отмахивались, отталкивали, смеялись. В лет шестнадцать Лариса перестала идти навстречу. Поняла, что никто не примет. Подруг почти не было. Так, прибьётся к стайке девчонок. Вроде не прогоняют. Но и не приласкают. Так никогда подруги не завелось. Никого близкого не было. Да и не верилось, что будет…
Николай приехал издалека. И переполошил своим приездом всю деревню. Все знали его грустную историю. Давным-давно возвращались отец и мать с пятилетним Колей, из соседней деревни, от кумовьёв. Возвращались уже поздно вечером. Как всегда, через лес. Настоящий: с соснами, дубами, птицами и зверьём. На людей напали волки. У отца было ружьё, но оно не спасло. Никто не знает, почему. То ли ружьё заклинило, то ли отец не успел выстрелить. Говорили, будто и не стал стрелять. Будто отец и мать себя отдали, чтобы ребёнок остался жив. Это уж сказки поползли. Такое страшное ведь редко бывает. А мальчик действительно жив остался. Цел, невредим. Ни укуса, ни царапины. Его утром в лесу нашли. В километре от дороги, где погибли родители. Как смог столько пройти?
Мальчика сразу забрали какие-то родственники. Дальние. Больше его никто не видел. А теперь вот вернулся. Отчего?
Говорит, хочет жить там, где жили родители. Сразу взялся ремонтировать старый дом. И довольно быстро из развалины сколотил терем. Ещё бы! Николай – здоровенный молодой мужик. Со светлыми волосами ниже ушей и светлой короткой бородой. На него засматривались все девки. И нельзя было не засмотреться. Кроме красоты и силы, в нём было какое-то необыкновенное дружелюбие ко всем. Будто ему там, где он жил, рассказали, что вся деревня – его родня. На всех он глядел ласково и нежно. Брался обнимать бабок огромными руками. Хотел даже девок обнимать от переполнявшей его радости. По-дружески. Но те дружбы не принимали, точнее не принята была такая дружба. Ждали другого. Ох, уже третий месяц ждали, что выберет кого-нибудь Николай. Да сватов зашлёт. Да проводит жену в новый дом. Ждали, ждали и дождались… Николай увидел Ларису. Он и до этого её видел, но мельком, не приглядывался. А тут возвращался из лесу домой. Переходил через реку, а рядом девки гуляли. Бегали по воде, приподнимая юбки, визжали, брызгались. Увидели Николая, захохотали. Стали кружком, смеются и выглядывают друг из-за друга по очереди. Одна посмотрит, спрячется. Потом другая. А он идёт, с удовольствием на них поглядывает. И вдруг заметил поодаль одну. Держит лошадь за повод. Та пьёт тихо, мирно.
- Эй, девки, чего подругу оставили? – крикнул громко Николай и засмеялся.
Девки притихли. Кто-то оглянулся на Ларису. Николай серьёзно глянул на девок, на одну. И прямо с моста шагнул к ней.
- Чего одна стоишь? Не с подругами?
Лариса не ответила. Только подняла от воды глаза и посмотрела на него.
С тех пор они вместе. «Околдовала», - трещали языки. Никому не нравилось, что Николай выбрал Ларису. Ни девкам, ни их маткам, ни отцам. Старикам не нравилось, потому что Николая успели полюбить. Хотели, чтобы жена у него была настоящая. Чтоб жили мирно, долго и счастливо. А в эту не верили. Ожидали чего-нибудь дурного. Сама дурная, тёмная. Выкинет чего-нибудь. Старики первые стали Николая предупреждать. Он от таких советов ошалел. Чего только о ней не говорили. А он послушает, придёт, глянет на неё и удивляется. Она смотрит на него глазами ребёнка. Чистого, невинного. Он сразу всё, что наговорили, забывает. Только по головке её гладит:
- Дом дострою, и свадьбу сыграем.
Она молчала. «Неужели вправду? – хотелось ей спросить. – Какое счастье…» Но она знала: если спросить, если проговорить вслух, раствориться. Так ей не верилось во всё происходящее. Так хрупко было это счастье, даже не счастье, а чудо. И она молчала.
Чем дальше, тем сильнее отговаривали Николая. Нелегко ему пришлось, когда все такие родные, такими злыми оказались. И он на них злился. Ещё больше злился на себя. Потому что уверен был в ней, но когда говорят все… Трудно удержать в себе веру, не поддаться, противостоять. Трудно божьей коровке на травинке, когда ураган дует.
Тем более ему. Он ведь всю жизнь мечтал о ней. О жене. О семье. О том, что будут вместе. Всегда. Лишь бы только не одному. А тут такое говорят! Где уж тут взять уверенность? Не ошибиться бы…
Но её глаза…
С ней в деревне теперь никто не говорил. Ещё хуже, чем раньше. И до чего ж больно это. Даже тётки, которые раньше, всё-таки болтали, теперь сердито отмахивались.
(Продолжение "На суд" часть 2)
