Рассказ На суд. Часть 2.
Она прибирала в сарае грабли и лопаты. На улице вечер плавно перетекал в ночь. Давно уселись на насесте куры. Спали в закутке свиньи. Задумчиво молчала корова. Вдруг дверь тихонько заскрипела. «Николай!» - мелькнуло в голове. Лариса счастливо обернулась. В дверях стоял Тимур – высокий темноволосый парень. Девушка удивлённо уставилась.
- Здорово! – хмыкнул он.
- Здравствуй, - тихо ответила она и тут же догадалась: «От Николая».
Тимур дружил с ним. Да, и дом строить помогал. Для них… Ах, только не вслух.
- Чего делаешь? – спросил Тимур.
- Лопаты хороню, - спокойно ответила Лариса.
- А-а-а.
Тимур обернулся, потянул за ручку дверь, твёрдо закрыл и замкнул щеколду.
- Ты чего?! – у Ларисы широко распахнулись глаза.
- Я ничего. Я тебя пожалеть пришёл, Лариска. А то ж все тебя обижают, - он замолчал, разглядывая её. – Дураки. Ты ж красивая такая.
У Ларисы отлегло от сердца. И даже обдало приятной волной от тёплого слова «пожалеть».
Тимур сделал шаг навстречу и, не останавливаясь, пошёл на неё.
- Ты чего? – взметнулась она снова. Отбежала к стене. – Чего ты?
- Хочу обнять тебя, - пробормотал Тимур.
Она удивлённо подняла брови. Что происходило в её жизни?!
Тимур до приезда Николая был самым завидным в деревне. Чёрные как уголь глаза. А как он на лошадях ездил! Лариса часто провожала его взглядом. А он ни разу на неё не взглянул.
«Это Николай ему про меня нарассказывал, - решила Лариса. – Вот и пришёл. Конечно, теперь заметил, когда такой парень меня замуж берёт».
- Нельзя меня обнимать. Я уж другого невеста. Скоро у нас свадь…
Она не договорила. «Мамочки! Зачем говорю?! Всё разрушится, расстроится, улетит. Нельзя вслух, нельзя». Она испуганно глядела на Тимура. Словно искала в нём поддержки. Сказала то, что нельзя говорить вслух. Нельзя.
- Чего ты? Знаю, что свадьба будет. Мне уж Николай говорил. Хорошо.
«Свадьба будет, свадьба будет», - немного успокоившись, повторяла про себя Лариса.
- Вот я и пришёл поздравить, пока не поздно. Не уж то прогонишь? Мы с Николаем – друзья. Он мне как брат. Так что я тебе теперь тоже как брат.
«Брат» - одно из тех слов, из которых складывались мечты Ларисы.
Тимур сделал ещё шаг. Оказался совсем близко от девушки. И вдруг быстро и в то же время ласково обнял её. Николай ещё не разу не обнимал. Только за руку держал и по головке робко так гладил. Никто её не обнимал много лет.
- Сестрёнка, - шептал на ухо Тимур. И согревал щёку горячим дыханием. Согревал щёки, шею, плечо…
- Эй, вставай!! Дрыхнешь!..
На улице раздалось дикое ржание. Хохотала и шумела целая толпа. Николай подскочил. В темноте схватил со стула штаны, рубаху.
С силой отворил окно. «Недоброе», - только успел подумать. Хотел отогнать. Но отчаянье схватило, словно рак клешнями. И словно он уже давно ждал его, и знал, и только обманывал себя, что всё будет хорошо.
- Выходи! Жених…
Перед домом собралось человек двадцать. Молодые и старые. Девки, парни, бабы. Горели фонари. И все смотрели на него, на Николая. И хоть глаз в темноте он не видел. Но чувствовал, слышал, как взгляды над ним смеются. Он не знал почему, и не успел подумать, а уже сжались кулаки. Внутри закипало что-то чёрное. Злость, досада, отчаянье… Даже голова закружилась. На секунду сделалось страшно, что он себя не удержит. Он то знал, что, несмотря на дружелюбие и нежность, в нём может проснуться зверь с вздыбившейся шерстью и ощетинившейся мордой.
Он выпрыгнул прямо в окно. Толпа примолкла.
Но тут раздался звонкий наглый голос:
- Вот она твоя невеста! Смотри!
- Смотри, смотри, - загудела толпа.
Николай вдруг сильно испугался за Ларису. Что-то случилось! И вдруг разглядел её. Она стояла, нагнув голову. Волосы закрывали лицо. С обеих сторон её держали за руки.
«Что это?» - не понимал Николай.
- Смотри, смотри! Вот твоя верная. До тебя нашла себе муженька. С Тимуром её в сарае. Девки нашли. Вот какая бы у тебя жена была.
«Врут», - как колокол прогудело внутри Николая. И он почувствовал, что готов кинуться на толпу. Всю сразу, чтобы отбить у них Ларису, отобрать. Он уже сделал шаг вперёд, но… наткнулся взглядом на её наклонённую голову. И остановился. Почему она не глядит? Почему не просит его защиты? Почему не вырывается? Не бежит к нему?
Нет! Не может быть! Николай закрыл глаза. И вдруг увидел себя в лесу. Кругом ночь. Он один. Ему холодно и страшно. Он совершенно один. И чувство, что его оставили, бросили. Обида. Страшная обида…
В нём проснулась ненависть. Звериная, страшная.
«Обманула!»
- Говорили тебе, Николай, что она подлая, - кричала баба, переходя на визг.
- Говорили, отговаривали.
- Не слушал, думал, своей головой можно. Без старших. Молод…
А он не слышал.
«Ведь защищал её. Ото всех её защищал. Как она могла?! Не будет… Ничего не будет. Ни семьи. Ни жены. Один. Один… Не могу! За что?! Не могу я один. Не могу. Разбила всё. Растоптала», - кричал он внутри. Он не мог думать. Только злость, ненависть, горечь. И её волосы, которые закрывают лицо. Он готов был схватить за эти волосы. Но удержался. Он не мог на неё смотреть. Отвернулся, чтобы не смотреть, не ударить. Скорее, скорее… От неё, отсюда.
Николай вырвался из толпы, которая уже плотно окружила его. И не оглядываясь, пошёл по дороге. Только бы от криков, от них, от неё, от этой волчицы.
Толпа снова примолкла. Поглядела вслед.
- Что с ней делать? – вдруг спросила какая-то девка.
- Выгнать, - почти хором ответили другие.
- В лес её!
- Точно в лес. И пусть больше не возвращается.
Николай не успел ещё отойти так далеко, чтобы не расслышать это «в лес». Остановился.
Он слышал, как тронулась толпа. Как продолжали кричать. И даже вроде бы били её. Но Ларисиного голоса не было.
«В лес! В лес!» - только звучало в его голове. И вдруг весь этот ор, шум толпы превратился в рычание. Рычал зверь со вздыбленной серой шкурой.
Николай обернулся и побежал. Толпа уже далеко отошла от прежнего места. Она гнала девушку. Николай догнал их, бросился в середину. Толпа остановилась. Лариса в бессилии опустилась на землю. Голова также наклонена, только руки над головой подняты. Её по прежнему держали двое парней.
Все изумлённо уставились на Николая.
- Сам разделаться хочет, - шепнул один их тех парней, которые держали Ларису.
Оба отпустили её и отошли. Руки упали на землю, и она подняла голову.
Николай увидел её глаза.
Боже мой, что он наделал!
Слёзы залили её щеки. И сейчас наполняли глаза. Она смотрела жалобно и испуганно. Она ничего не хотела скрыть. Смотрела также прямо и наивно. Вся вина – вот она. Перед всеми. Перед ним. Да, она виновата.
Николай оглянулся на толпу. Все ждали.
- Ну что, в лес? – спросил он.
- В лес, в лес, - ответила толпа, но уже не так бодро, как вначале суда.
- А вообще, как сам знаешь. Перед тобой виновата. Поступай, как хочешь, - толпа разрешала преступление.
- Да, - поддержал здоровый чернобородый мужик с густыми чёрными бровями. – Ты – судья. Как сделаешь, так и сделаешь. Твоё право.
Все напряглись. Ждали страшного. И хотели. У мужиков ходили желваки, на спинах взмокли рубахи. У баб заколотились сердца. Страх отнимал воздух. И всё равно, никто бы не отвернулся, не убежал. И уж точно никто бы не заступился.
Смотрели, как подходит к ней. Стоит.
Миг за мигом в ожидании. И уже страстное желание, чтобы ожидание разрешилось.
- Давай, Николай, право твоё, - подбадривал мужик.
- Моё, - глухо отозвался он.
- А вы? – вдруг спросил Николай и повернулся ко всей толпе. – А вы что? Вам её не жалко?
Широко раскрылись глаза. Светало, и лица были хорошо видны. Николай не мог смотреть в эти лица. Хотелось отвернуться ото всех. Но он говорил, пересиливая себя. Так неестественно было то, что говорил:
- Вот так и кончим её? Здесь? Ещё не начавшую жить? Вот так и закончим? Правильно. Всю жизнь пинали. Теперь только добить… Да, её простить надо только за то, сколько вы ей боли причинили. За что её не любят? За то, что мамка и батя – дурные. Но ведь она за них не в ответе. Что же вы как звери-то? Ведь люди, а не звери, не волки же.
У него задрожал голос.
Ещё больше у толпы раскрылись глаза. Все вдруг увидели слёзы. Слёзы на лице здорового, сильного мужика. И он не прячется. А плачет, плачет, плачет и продолжает говорить:
- Я ведь уже встречался с волками. Там в лесу, где мамку и батю загрызли. Остался один. Теперь вы меня снова хотите одного оставить? Но ведь там волки, а здесь люди. За что же вы так со мной? Я ведь вас всех, как родных любил. У меня же родни нет. Я же к вам, а вы…
Он не договорил, только смотрел на них. А слёзы текли и текли.
И вдруг одна баба закрылась руками, за ней другая. Третья утёрлась рукавом.
Нельзя больше вынести. Мужики стали отворачиваться. И торопиться уйти. Нельзя такого вынести. Прямо в душу. В самую нутрь залез. Своими слезами. Будто смыл пелену. Каждый увидел то, что хотел сделать. Каждый почувствовал боль, которая сейчас в Николае. Ух, до чего же острая! Не стерпеть. Нет сил терпеть. Разве только слёзы помогут.
Толпа разошлась за несколько секунд. Бабы плакали не таясь, слышно. Мужики их не останавливали. Где уж, когда сами… Ну, и хорошо, что слёзы. С ними легче. Где уж такую боль пережить без них. И хорошо, что слёзы. С ними виднее. Всё теперь видно. И от того ещё больнее и горше. Потому что ведь на себя смотрели. Себя видели.
Солнце поднялось высоко. Свет торопился прийти в деревню, осветил крыши, залил дорогу. Торопился, да застал только двоих. Его и её. Остальные разошлись.
Ничего, и они без света не останутся. И их он догонит.
Конец
