Рассказ Каштан. Часть 2.
Сегодня, как ни странно, она не говорила охотно про фильм. Они молча шли по аллее, заросшей каштанами. Он боялся, что она в любую секунду скажет: пора домой. Молчит - даёт понять, что ей с ним неинтересно. Значит, надо начинать. Но как? Непонятно. Он поднял глаза от серой плитки, взглянул на неё и встретил серьёзные печальные устремлённые на него карие глаза дочери. Она тут же опустила взгляд. Быстро придала лицу сердитое выражение, говорящее: «Ничего не подумай. Мне всё равно». А у него застучало сердце. Что значит этот взгляд? Неужели она всё ещё любит его? Он снова потерял решимость говорить об отъезде.
Они всё шли и шли. Молча вдоль каштанов. Погода впервые за две недели наладилась, выглянуло солнце. Как ему хотелось порадоваться этому вслух! Но он молчал.
Она тоже ничего не говорила. И, ему показалось, зачем-то специально замедляла шаг.
Вдруг она остановилась.
- В чём дело? – спросил он.
- Ни в чём.
Она нагнулась и взяла с земли каштан.
- Отнесёшь домой? – он старался говорить как можно более безразлично, чтобы не сочла за «приставание». До того старался, что выходило смешно. Ему показалось, она улыбнулась.
- Из него можно что-нибудь смастерить, - решился он продолжить. – Например, ёжика, если облепить пластилином и приклеить тонкие макаронины. Можно ещё…
- Папа, что за глупости? Я посажу его.
- Куда?
- В землю.
- Зачем?
- Как зачем? – спросила она удивлённо. - Чтобы рос.
- Но ведь здесь полно каштанов. Вполне достаточно.
Она остановилась и серьёзно с недоумением уставилась на него:
- А этот тогда куда?
- Как куда? Никуда.
- А зачем тогда он родился?
Он замялся. Опустил глаза:
- Не знаю.
- А я знаю. Я посажу его. И он будет расти. И вырастет в большое-большое дерево. И на нём будет много зелёных листьев, которые будут шелестеть и радоваться, что живут на этой чёртовой земле.
Он вскинул глаза, ему показалось, у неё задрожал голос. Но она уже стремительно шла вперёд. Он заторопился следом.
- И где ты посадишь его? – спрашивал он настойчиво. И внимательно ждал ответа, будто этот каштан имел хоть какое-то значение. Особенно, когда между ними и так нет согласия почти ни в чём.
- В парке.
- Там тоже полно деревьев.
- Для одного каштана место найдётся.
- И что дальше?
- Что дальше? – она остановилась и жаждущими чего-то глазами смотрела на него.
- Что ты будешь делать со всеми остальными каштанами, которые падают на землю каждый день, которые подметают, сжигают или выбрасывают на свалку дворники?
Она смотрела на него, широко раскрыв глаза. И вдруг в глазах он увидел слёзы. Она зарыдала, закрыв ладонями лицо. Большая двенадцатилетняя, с уже начавшей обозначаться фигурой. В обтягивающих, со вкусом подобранных брюках и яркой красной футболке, она плакала. Эта была ещё его девочка. Та девочка, которая никогда не могла смотреть передачи про хищных животных – как те охотятся на оленей и косуль, которая хотела взять домой каждого встречного облезлого котёнка. Которая жалела даже тараканов, убеждая рассерженную мать, что от них в общем-то нет вреда. Эта была его девочка. Она стояла и плакала по гибнущим каштанам.
Потом отняла руки от лица, и, разозлившись, швырнула коричневый неровный шарик.
- Нет! - крикнул папа и бросился вперёд, туда, где об асфальт ударился каштан. Прохожие удивлённо скосились на мужчину, который, согнувшись вдвоё, что-то искал. И не мог найти.
- Вот он. Вот, - подбежала Лиза, пальцем указывая на находку.
Папа схватил первым.
- Пойдём, - решительно сказал он.
Взял её за руку и стремительным шагом пошёл вперёд. Она не отдёрнула руку. Она даже не заметила необычное - он держит её за руку.
Они вошли в парк, быстро сошли с дорожки и зашагали прямо по зелёной блестящей траве.
- Здесь, - провозгласил отец, отпустил дочь. И в то же мгновение и он, и она поняли, что держались за руки. Лиза отвела глаза, а папа оглянулся вокруг. Огромные старые полные своего растительного достоинства деревья поднимали пышные ветки к ровной голубой лазури.
- Тут как раз место для него. Пустое. Довольно-таки.
- А чем копать? – спросила Лиза. У неё до сих пор был печальный от слёз голос.
- Да чем угодно! – входя в азарт и уже не в силах сдержать улыбку радости, ответил папа. И стал рыться в карманах.
- О, ножик. Полезно носить с собой перочинный нож. Можно на досуге посадить каштан.
Лиза звонко засмеялась. Папа, вскинул, а потом низко наклонил голову. Как-то очень низко. И принялся ковырять ножом землю. Рыть было неудобно, но он старался. Девочка скинула на траву сумку и прямо руками стала выгребать лишнюю землю. Ногти, накрашенные лаком с золотыми блёстками, быстро покрылись землёй. Папа иногда останавливался, будто переводя дыхание, давал возможность ей принять участие в копании. Хотя ямка давно была готова.
- Всё, - наконец решил он. Вытащил из кармана брюк каштан, протянул ей. – Сажай.
Она взяла тёплый шарик. И положила в землю. Вместе быстро засыпали.
- Взойдёт? – с отчаянной надеждой спросила Лиза.
- Взойдёт. Непременно. Мы ещё придём проверить через пару недель. Надо место запомнить.
Лиза вскинула удивлённый и недоверчивый взгляд. Потом ладошкой прихлопнула землю.
- Какая тёплая. Потрогай.
- Сейчас же тепло. Вот и она…
- Нет, очень тёплая. Даже горячая. Посмотри.
Он опустил руку на землю, рядом с её:
- И вправду.
Когда уходили из парка, Лиза несколько раз оборачивалась на него, чтобы что-то спросить. Наконец решилась:
- А что же будет с остальными?
- Что?
- С остальными каштанами?
Он помолчал. Потом:
- Я не знаю, Лиза. Но мы сделали… Ты сделала то, что должна был…
- Мы сделали, - поправила она.
- Да, мы, – улыбнулся он. – То, что должны были. Хоть одному помогли. Так, как могли. Главное, что сделали всё, что от нас зависит… А там, как Бог даст.
Снова молча ехали в троллейбусе. Но это молчание стоило всех слов, какие они когда-либо говорили друг другу.
Медленно подошли к дому. Лиза обернулась и печально посмотрела прямо в глаза. Молча спрашивала, с тоской. У него сжалось сердце.
- Я буду писать тебе. Можно? – спросила она.
- Можно. А зачем?
У неё округлились карие, густо-карие глаза. Вспыхнули злобой.
- Ой, - заторопился он, - я к тому, что ведь в одном городе живём.
- Но ведь ты уезжаешь.
Он поднял брови:
- Мама сказал?!
- Да.
Он молчал. Наконец:
- Она ошиблась. Точнее, это я. Точнее… Уже не важно. Никуда я не уезжаю. У меня знаешь, к тебе такое дело.
- Какое? – охотно спросила она. А в глазах тоска смывалась волной радости.
- Ко мне в понедельник домой обещал знакомый торт придти. Такой, знаешь, «Птичье молоко»?
- Знаю, - улыбнулась она, показав свои белые, влюблённые во все на свете сладости зубы.
- Вот. Я прямо один не знаю, как с ним быть. Вот если бы… ты согла….
- Согласна! Согласна!
- А мама?
- Мама отпустит. И в школу я утром от тебя поеду.
- О, здорово!
Они всё ещё стояли, молча смотрели друг на друга и улыбались.
- Ну, тогда я завтра вечером позвоню, - наконец проговорил он, не переставая улыбаться, потому что не в силах был перестать.
- Да, - также не выпуская из губ радости, ответила она. И вдруг подпрыгнула к нему, поцеловала в щёку и, не оглядываясь, вбежала в подъезд.
- Ух, - вздохнул он.
Развернулся и пошёл к остановке.
- Где ж теперь «Птичье молоко» продаётся? Нет, должен быть. Должен… Вот оно как всё… вышло. Вот ведь. Уж давно надо было… А я…
Он шёл и не замечал, как вслух разговаривал сам с собой на удивление прохожим.
А в парке в тёплой мягкой земле начинал новую жизнь маленький каштан. В радости и задумчивости он рассуждал сам с собой: «А мама ничего не говорила об этих… О том, что до земли, ещё с кем-то встречусь и побываю в этих розовых тёплых, и мягких и, кажется, тоже любящих… Сказали, что придут ещё. Посмотрят на меня. Хорошо бы… Они мне понравились. Вообще хорошая штука жизнь. Да… Мне нравится. Очень».
Конец
